Это волшебный момент, когда мы оба знаем — но чудо еще не случилось. Я не отрываясь смотрю в ее глаза. В левый. Ближе. Ближе. Ближе. Мои сухие губы мягко прижимаются к ее губам. В уголке. Под этим касанием зарождается ее легкая улыбка. Уголок губ уходит. Я преследую его и соскальзываю к устью ее рта.
Медленно и нежно целую. Прижимаюсь сильнее. Закусываю ее губу одними губами. Бережный легкий выдох — и она обмякает, растекается, как вода. Я соскучился по человеку. Мне было очень одиноко все это время. Мне было страшно лететь здесь одному. Ей тоже. Мы соскучились быть людьми. Без другого мы не люди. Нужен кто-то или хотя бы зеркало, чтобы быть человеком.
Она кладет свои ладони на мое лицо. Проводит большими пальцами по щекам, разглаживая их. Грустная улыбка на ее лице. Смотрит на свои руки.
— Что?
Она показывает мне свои руки. Нежные кисти, изящные пальцы.
— Постарели.
Ее кожа стала суше. Появились мелкие морщинки. Мы так быстро… выросли. Нас постоянно обдувает потоком воздуха. Он сушит. Кожа грубеет. Особенно лица и руки. Когда падаешь — все так быстро.
— Помнишь, ты говорил про ускорение свободного падения?
— Да.
— Заметил? Время стало быстрее.
— Как?
— Ну для нас. Чем дольше падаешь, тем быстрее все происходит. Помнишь, когда мы встретились — кажется, событий было так много… время было наполненное… а сейчас — пустое. Раньше каждое слово было как праздник, а теперь слова льются рекой, и чем дальше — тем река полноводнее, быстрее, шире. И ничего не поделаешь. Чем дольше падаешь — тем быстрее все… кончается.
— Йи-и-иха-а-а!!!Мимо снова проносится непонятная светящаяся фигура.
— Эй! — кричит Маша. — Человек!!!
Но он удаляется невидимой яркой точкой.
— Похож на первого, — говорит она. — Странно… Ведь если он летит быстрее, его скорость выше, значит… падает дольше. А если он падает дольше, но обогнал нас только сейчас — значит, падает с большей высоты?
Маша хорошо понимает физику.
— Сложно сказать. Но ты права: чем дольше летишь, тем выше скорость. Видишь, как его разогнало.
— Может, мы будем падать бесконечно? Пока не сгорим от скорости? И никакого дна здесь нет? И мы просто состаримся от ветра и умрем…
Я прижимаю ее к себе.
— Не думай об этом. Когда это случится, мы узнаем. И по факту как-то к этому отнесемся. Слишком расточительно относиться к тому, чего нет.
Ее глаза слезятся. То ли от ветра. То ли от безысходности нашего падения. Я нежно целую ее. Она закрывает глаза. По щеке стекает слеза. Я тянусь к ней губами, но ветер высушивает ее раньше, оставляя белый след. Я слизываю соль от щеки к ресницам и щекочу языком ее веко. Она смеется и открывает глаза.
— Ой, смотри!!!
Я поворачиваюсь. Внизу белеет точка. Мы очень быстро приближаемся к ней.
— Хватай его, — командует она. Ее глаза блестят азартным блеском.
Я поворачиваюсь к ней спиной и раскидываю руки, она обнимает меня сзади.
Он приближается. Маленький. Белоснежно-розовый.
Мы врезаемся в него. Он кричит.
— А-а-а, — прорезает свист ветра прозрачный крик.
— Давай его сюда, — говорит Маша.
Я бережно передаю ей ребенка.
Странно. Кажется, он парил в невесомости. То есть он не двигался? Можно ли это объяснить только тем, что его масса меньше? Или он просто появился здесь только что. Но — откуда?
— Послушай, — я поворачиваюсь к Маше.
— Тсс, — прикладывает она палец к губам. — Он спит.
Младенец, положив голову ей на грудь, посапывает, смешно раскрыв рот, верхняя губа чуть оттопырилась. Я не удерживаюсь и нежно кладу свою ладонь ему на макушку. Маленький лукаво открывает глаза.
— Апа, — произносит он, глядя на меня с озорной улыбкой.Маша свободной рукой проводит пальцем по моей щеке, срезая слезу до того, как ее высушит ветер.— Кажется, я понял. Время — это скорость. Мы рождаемся в полном покое — и начинаем, разгоняясь, падать. Помнишь того светящегося? Он просто старше нас.
