top of page
Здесь миниатюрно весь пафос Беннета как учителя Новой эпохи: человек несовершенен и именно поэтому способен трансформировать себя. Трансформация равнозначна неограниченному потенциалу развития.
 
Старший из трех сыновей, Джон Годольфин Беннет, родился от матери-американки и отца-англичанина. Мать исповедовала пуританскую мораль, а отец (корреспондент агентства Рейтер) отличался ветреным нравом. Проведя детство в Италии, Джон научился говорить по-итальянски раньше, чем по-английски. Это пробудило необычайную способность к языкам, которая позже позволила Беннету общаться с духовными учителями на их родной речи, изучать индусские, буддийские, исламские и христианские священные тексты по первоисточникам. Законченное образование для Беннета ограничилось колледжем. Ему не суждено было получить ученую степень по математике и завершить курс, начатый в Оксфорде. События втянули его в столь плотную круговерть, что у Беннета не осталось ресурса, чтобы хоть немного «отмотать пленку».
 
Во время Первой мировой, в возрасте 21 года, он получает звание капитана связи. Читая его переписку, отмечаешь удивительное равнодушие перед лицом опасности. Война дала впечатляющий опыт пребывания «вне тела», когда тяжело раненный в голову Беннет лежал на операционном столе. Тогда он впервые убедился, что в человеке есть нечто, могущее существовать независимо от физиологии, и это непостижимым пока способом связано с многомерностью пространства.
 
В лазарете Беннет записался на курсы турецкого, затем попал в Константинополь. Невероятно юным он занял ключевое место в британо-турецкой дипломатии. Капитану Беннету удавалось осуществлять сверхсложные операции, на выполнение которых командование по большому счету и не рассчитывало. В критический момент он арестовал 85 депутатов турецкого парламента, имея в распоряжении меньше десятка агентов; в другой раз лично спас жизнь кронпринцу Абдуле Меджид-эфенди; обнаружил сеть тайных цехов по изготовлению оружия…
 
Знание тонкостей языка и восприимчивость к иным, нежели западный, способам мышления позволяли Беннету находить общий язык с диаметрально противоположными силами на политической арене: начиная с армянской партии Дашнак-цутюн и заканчивая
членами семьи султана. Его маленькая контора в районе Пера контролировала территорию размером с Европу, простиравшуюся от побережья Далматии до Египта и Персии.
 
…Любовь к Турции оставалась с Беннетом всю жизнь. На Востоке он всегда будет чувствовать себя дома, а в Европе — чужестранцем. Постепенно Беннет придет к убеждению, что жил в Средней Азии в XV веке. Гуляя во дворе мечети Сулеймана, он раз и навсегда сформулировал свое кредо: никогда не считать себя лучше других; без устали искать одну Истину и одну Веру, примиряющую все религии; не сглаживая противоречий, рассматривать человечество как единую расу.
 
На исходе великой войны и большевистской революции Константинополь наводнили тысячи эмигрантов, стремившихся на Запад. В обязанности Беннета входило наблюдать за их движением. Среди «перемещенных лиц» имелись два поистине замечательных человека, встреча с которыми была срежиссирована судьбой. Речь о Георгии Гурджиеве и Петре Успенском.
Беннет познакомился с Гурджиевым у своего близкого друга, принца Сабахеддина, мыслителя-реформатора и человека высоких идей. Первая беседа шла на турецком. Изучавшему гипноз Беннету Гурджиев сходу подсказал несколько важных моментов, которые выдавали длительную практику.
 
Беннет впервые решился изложить ему свою еще не завершенную теорию пятимерной вселенной. Гурджиев подтвердил его догадки, но добавил примерно следующее: «Какая польза от высших миров, если вы сами еще здесь? Ты напрасно уверен, что обладаешь собственной волей; в этой сфере нет свободы. Голый интеллект, сколь бы выдающимся он ни был, не даст ее. У тебя нет… — он подыскивал аналогию, — Varlik». Это турецкое слово приблизительно означало «качество присутствия», но даже Сабахеддин затруднился точно его перевести.

Посещение радений дервишей мевлеви, общение с Успенским, развивавшим методы трансформации человека, крепко загрузили молодого офицера. Но когда Гурджиев и Успенский отбыли в Европу, тот остался в Турции, завороженный хитросплетениями интриги, приведшей к падению султаната и установлению республики.
Погруженность в большую политику и взаимоотношения со светской львицей Уинифред Бьюмон ускорили разрыв с первой женой,
bottom of page