— Помнишь, ты меня догнал? — спрашивает Маша.
Я понимаю, к чему она клонит.
— Это просто законы аэродинамики. Я уменьшил площадь тела и…
— Да, но вначале было намерение. Ты же решил это сделать.
— Я решил в рамках того, что мог.
— А может, ты можешь в рамках того, что решил?
— Ага.
— А если коэффициент свободного падения — в голове? Откуда ты знаешь его? Откуда ты вообще имеешь представление об этом мире? Ну там «падать», «лететь», «физика», «ребенок». Откуда это взялось в твоей голове? Откуда я это знаю?
Меня злят ее вопросы. Я не люблю, когда под видом сути копают абсурд. Так можно доковыряться и до букв. Почему «буква» — это «б», «у», «к», «в» и «а»? Какой в этом тайный смысл?
Внезапно она отстает. Я не заметил, что мы уже давно не держимся друг за друга. И вот она — с ребенком — понемногу отстает от меня.
— Что ты делаешь?! — я хочу спокойно спросить, но почему-то кричу.
Вместо ответа она отпускает ребенка. Напоследок я вижу его счастливую улыбку. Она настолько яркая, что, кажется, я словил глазами блик. Он зависает в воздухе, и мы теряем его из виду.
— Вот так… — констатирует Маша.
Между нами два… три… четыре метра.
— Маша, я люблю тебя, — срывающимся голосом говорю я ей.
— Я тебя тоже… Только я не Маша.
Мы молчим. До нее метров двадцать.
— Эй! — я кричу ей.
— Да-а-а?
— Не оставляй меня! Пожалуйста! Мне страшно! Послушай! Мне страшно, мне очень одиноко, послушай, ну… — я перехожу на шепот. — Послушай…
— Я люблю-ю-ю тебя! Все будет хорошо-о-о.
По моим щекам под напором ветра растекаются слезы. Сохнут и стягивают кожу. От одиночества сводит в животе и груди. Кажется, я лечу еще быстрее. Маша остается в перламутровом небе яркой точкой. Я падаю вниз.
И тогда я начинаю кричать.
Я кричу всю боль, все одиночество и отчаяние, которые у меня есть. Я выкрикиваю все. Я кричу, машу руками, кувыркаюсь в воздухе, размазываю по щекам слезы, задыхаюсь от встречного ветра и соплей, сморкаюсь, плююсь, реву, кричу от злости и безысходности. На секунду меня посещает мысль: а как я выгляжу со стороны? И я взвываю от нее.
— С какой, блядь, стороны?!! Тут нет сторон! И НЕ ПЕРЕД КЕМ выглядеть!!!
Я устал. Я пустой, как бездонное небо. Я закрываю глаза, распрямляю тело и раскидываю в стороны руки. Мое тело — «Т» с точкой головы.
Ветер забивает ноздри. На такой скорости тяжело дышать. С закрытыми глазами я переворачиваюсь на спину. Расслабляюсь, растекаюсь, как вода. Открываю глаза.
Прямо передо мной висит довольное лицо старика. Он лежит, так же раскинув руки буквой «Т». И резко начинает хохотать.
— Нет времени лежать, Вася.
— Я не Вася.
— И Васи нет, — соглашается старик. — И времени нет. А есть…
— …скорость, — заканчиваю я. — Скорость нашего движения и рождает время. Нет движения — нет времени.
— Тормози.
Я пытаюсь замедлиться.
— Да ты не пытайся, а просто зависни, затормози, вздернись…
— Вздернуться?
— Ну найди свой ключ к этому состоянию. Покой, остановка, смерть.
Я перебираю все возможные состояния, которые приходят мне на ум. Но не влияю ощутимо на скорость своего движения. «Тормозить», — вспоминаю я. Я «торможу», но меня только подергивает сжатыми рывками. Я неловко смотрю на старика. Он смотрит в мои глаза с теплом и светом.
— Давай, давай. Уже лучше.
Я закрываю глаза и сосредоточиваюсь. Я мысленно ощупываю все тело, и меня осеняет странная идея. По сути, никаких признаков падения, кроме усиливающегося ветра, нет. Мое тело лежит в невесомости, и его с разной силой обдувает ветер. А я неизменен.
